A Sinistra | А Синистра | Левый Путь - Виктор Олегович Пелевин

Я не слышал прежде о подобном трюке. Мне стало интересно, смогли бы мы сделать то же самое, не погаси Луиджи факел, и что тогда случилось бы со стеной. Впрочем, я не собирался спрашивать об этом кормчего – глупость такой постановки вопроса была понятна.

Я даже знал, как ответил бы герцог Эскал, если бы этот вопрос задали ему.

«В политике и черной магии не бывает «если». Бездна отвечает воззвавшему – или нет. И это все…»

Глубина и точность такого понимания наполнили меня уверенностью в себе. Я видел правила игры. Можно было не бояться будущего…

Мне стало интересно, где мы сейчас – так и движемся по каналу, удлиняющемуся с каждым толчком шеста? Я начал вглядываться в полумрак и, когда глаза привыкли к нему, различил по бокам лодки каменные стены, освещенные нашей лампой.

Мы плыли в каком-то тоннеле.

Он был сделан из массивных каменных плит, плотно пригнанных друг к другу. Сколько сил, должно быть, ушло на строительство этого подземного акведука. На такие подвиги были способны разве что римляне…

Нет, еще египтяне.

Чтобы создать великую и прекрасную культуру, преодолевающую века и эпохи, для начала надо сделать половину людей рабами. А еще лучше всех. Еще одна государственная мысль.

Мимо проплыл высеченный на плите профиль египетского царя в бутылочной короне. Я не особо удивился.

Почти такой же головной убор был на мне, только у египетской бутылки горлышко располагалось в центре, а у моей было смещено назад. У египтян, впрочем, имелась и такая тоже – скоро я увидел ее на другом барельефе. Видимо, венецианцы взяли за образец своей карно дукале именно египетскую корону. Старинных статуй в Венеции полно.

Правда, короны фараонов были из золота, а моя шапка – из твердой легкой парчи… В Египте, продолжал щебетать мой ум, наслаждения владык были утонченней наших. Египетские цари считались божествами. Им не приходилось притворяться, что они разделяют с рабами одну и ту же мораль.

Боги, например, женятся на сестрах и не отказывают себе ни в чем вообще. То же делали и древние владыки. А в нашей тюрьме духа это невозможно. Доступен лишь тайный грех, но какая в нем услада?

Из темноты выплыло сразу несколько фресок, изображающих египетские пиры. Особенно трогали полуголые танцовщицы с отъеденными на барских харчах животиками – это во все времена был первый символ зажиточности. Кормили египетских девочек хорошо, не то что веронских волчиц…

– Господин, – услышал я сзади голос Луиджи, – так мы никогда не прибудем. Когда вы отвлекаетесь, мне трудно направлять лодку.

Я оглянулся. Луиджи, совершенно мокрый от пота, глядел на меня с тихим упреком.

– Извини, братец, – сказал я. – Я забылся.

Похоже, я не понимал до конца природу нашего путешествия – и мой самодовольный ум, цепляя стены своим вниманием, тормозил лодку.

Или, быть может, своим интересом к окружающему я создавал ту самую протяженность, которую мой кормчий вынужден был преодолевать? Я уставился в пол гондолы. Луиджи за спиной облегченно вздохнул.

Уверенность в собственной мудрости, только что услаждавшая меня, исчезла. Человеческий ум по природе слаб и бродит в потемках. Понимая одно, обязательно упускаешь из виду другое. Смири гордыню, Марко. Ты не знаешь, что впереди… Вернее, не впереди, а там, куда мы направляемся.

Вскоре я задремал, и видения кончились. Я чувствовал движение, но у меня не возникал вопрос, где именно мы движемся и каким способом. Я больше не мешал Луиджи делать свое дело.

Когда лодка остановилась, я открыл глаза.

Гондола прибыла на подземный причал. Он походил формой на тот, откуда началось путешествие – такой же зал с бассейном от стены до стены – но все здесь было намного крупнее. Зал освещали два факела в центре. Своды потолка поражали высотой.

У воды стояли статуи нимф. На стене возле гондолы остались следы античной мозаики с менадами на пиру. Это была, похоже, затопленная часть древнего дворца.

Лодка уперлась в причал, и я сошел на камень.

– Совет уже собрался, – сказал Луиджи почтительным шепотом.

С причала вверх вела мраморная лестница. Она кончалась аркой с дверью – словно фасад палаццо перенесли под землю.

– Луиджи, – ответил я слабым голосом, – припадок отшиб мне память. Потом я вспомню сам, но сейчас ответь мне быстро – куда мы идем?

– Это подземное святилище, – отозвался Луиджи. – Вы прибыли для встречи с Советом.

– Советом Десяти? Или Советом Сорока?

– Составы бывают разными.

– Да-да, – сказал я, – припоминаю… Мне следует войти?

– Не спешите, господин. Когда перед входом загорится лампада, это значит, Совет ждет вас…

Я глянул вверх. Возле арки была лампа, но огонь в ней не горел.

– Побудь со мной, Луиджи. Я не хочу оставаться один.

Луиджи посмотрел на меня испуганно.

– Мне следует привязать гондолу и ждать вас в специальной комнате.

– Да-да, – сказал я. – Это все припадок. Делай как обычно.

На середине лестницы я услышал плеск и оглянулся.

Луиджи орудовал шестом, уводя свою ладью.

Я хотел посмотреть, как она войдет в почти невидимую в полумраке стену – но сообразил, что мое любопытство не даст этому случиться. Я зажмурился. Вода плеснула еще пару раз, и все стихло. Когда я открыл глаза, черной гондолы внизу не было.

Прошло с четверть часа после того, как Луиджи исчез, и я увидел, что лампа над дверью горит. Когда и каким образом ее зажгли, я не заметил.

Дверь под аркой была в полтора моих роста – словно раньше здесь жили гиганты. Впрочем, такой стиль любят не только гиганты, но и флорентийские менялы. Палаццо Питти, только под землей.

Дверь открылась неожиданно легко. За ней висел шелковый занавес. Я проскользнул между его складками, и…

***

– Эскал, ты заставляешь нас ждать.

Зала, где я оказался, была убрана весьма роскошно и выглядела седалищем высшей власти. Фрески на стенах изображали взятие Константинополя во времена крестового похода – лет триста назад, точнее я не помнил.

Нашли чем гордиться. Под теми же стенами Венеция пережила недавно свой величайший позор… Но роспись, облупившаяся в нескольких местах от сырости, была, вероятно, сделана еще до грозной мусульманской победы.

Панораму горящего города разделяли лепные квадратные колонны. Перед ними на бронзовых тумбах стояли мраморные аллегории – Джустиции с весами и Пруденции с зеркалом и змеей. Справедливость, на мой вкус, выглядела здесь лишней, а вот Предусмотрительность действительно была на месте. Крылатый лев Святого Марка с книгой в смешно повернутой лапе – тоже.

Его изваяние высилось